Название: Кошмарные сны доктора Озаки
Авторы:  PapillioN-NoiR и  Мастер Тишины
Бета: Тинвель
Размер: миди, 5347 слов
Персонажи: Озаки Тошио, Озаки Киоко
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: от R до NC-17
Краткое содержание: За последнее время Озаки Тошио задавали слишком много вопросов. Но так или иначе, от него хотели услышать только подтверждение того, что он серийный маньяк, жестоко убивший больше сотни людей и сжегший целую деревню, чтобы скрыть следы совершенных преступлений.


В комнате для допросов было удивительно светло и чисто. Массивный шкаф почти во всю стену с выстроенными в идеальном порядке рядами разноцветных папок, простенький телевизор на тумбочке в углу, деревянный стол и два стула создавали своеобразную иллюзию уюта, которая особенно чувствовалась после пустоты тюремной камеры. Проходя по начищенному до блеска полу, можно было увидеть в нем свое размытое отражение. Кто бы ни следил здесь за порядком, он точно прекрасно знал свое дело.
Озаки Тошио с иронией посмотрел на свою изрядно помятую рубашку, брюки, без ремня норовящие соскользнуть на пол, и решил, что совершенно не вписывается в окружающую обстановку. Ему немедленно захотелось окунуться в горячую ванну, смыть с себя пот и грязь, накопившиеся за несколько недель, проведенных в тюремной камере, сбрить неопрятную поросль с лица и снова почувствовать себя человеком. А еще очень хотелось снять сдавливающие руки наручники и оказаться в другом месте, чтобы не видеть привинченной к полу мебели, зарешеченных окон и массивных железных дверей, одним своим видом способных убить любую надежду на побег.
Но он сидел в этом помещении по крайней мере полтора часа, составляя компанию очередному следователю.
Парнишка был молод, немногим старше двадцати, и нервно накручивал прядь светлых волос на палец перед тем, как задать очередной вопрос. А пристальный взгляд голубых глаз мог бы просверлить дыру даже в бетоне. Словом, следователь напоминал хорошего, ухоженного мальчика из приличной семьи, и внешность его никак не вязалась с происходящим. Первые минут тридцать это даже казалось Тошио забавным.

- Ваше имя, возраст и место рождения…

Должно быть, для полицейского во всем этом был определенный смысл. Как будто, если он услышит ответы на свои вопросы, то сразу же сможет все понять. Глядя на него, доктор вспоминал Таками – местного полицейского в Сотобе. Тот тоже был молодым и уверенным в собственных принципах парнем, полагавшим, что добро всегда побеждает зло. Приезд в Канемасу вампиров наглядно показал, что это утверждение верно далеко не всегда. Молодой полицейский визита шики не пережил так же, как и многие другие. А доктор выжил и сейчас обвинялся в совершении поистине чудовищных преступлений. И допрашивал его такой же молодой идеалист, уверенный в том, что мир делится на черное и белое, и именно он находится на правильной стороне. Такие люди не бывают злыми, только жестокими. Потому что нет ничего страшнее человека, уверенного в том, что он не может ошибаться. Но Тошио давно надоело пытаться кому-то что-то доказать, поэтому он держал свои мысли при себе, оставаясь для собеседника беспринципным убийцей, чье существование само по себе казалось недопустимым.

- Ваше имя, возраст и место рождения…

Эти бессмысленные вопросы задавались снова и снова, и вскоре Озаки стал их игнорировать. Слишком о многом его спрашивали за последнее время и так мало ответов он смог дать. Так или иначе, от него хотели услышать только подтверждение того, что он серийный маньяк, жестоко убивший больше сотни людей и сжегший целую деревню, чтобы скрыть следы совершенных преступлений. Показывали ему увесистые папки с неоспоримыми доказательствами, которые обеспечивали, по их словам, как минимум пожизненное заключение, но почему-то снова задавали вопросы и требовали честно во всем признаться. И он рассказывал им правду: о странной болезни, поразившей деревню в начале лета, о своих исследованиях и об особом виде анемии, которую ему удалось диагностировать, о смерти целых семей и о своей беспомощности и, наконец, о вампирах. Ему не верили.
Для окружающих он был еще одним преступником, чья вина была очевидна, а значит, он должен был понести наказание за свершенные им злодеяния по всей строгости закона. Вот и этот следователь, чье имя доктор почему-то так и не запомнил, явно пришел в полицию для того, чтобы бороться со злом и спасать невинных людей от таких монстров как Озаки.
Он был так же нетерпелив, как и двое или трое до него, вот только бил сразу по лицу, не боясь оставить следы. Озаки ожидал чего-то подобного, но на стуле усидеть все же не смог, потеряв равновесие и свалившись на пол.

- Ты мне все расскажешь,– спокойно и уверенно заявил полицейский, закатывая рукава отглаженной рубашки, очевидно, боясь забрызгать ее кровью.

Он наносил новые удары методично с нескрываемым презрением к человеку, заставившему его прибегнуть к насилию и испачкать свои чистые руки. Но, не услышав ни ответов, ни оправданий, перестал быть настолько аккуратным и вскоре начал избивать заключенного ногами, нанося тупым носком своих ботинок удары по животу, ребрам и груди.
Доктор не сопротивлялся, краем сознания отмечая, что парень бил профессионально, со знанием дела. Причиняя боль и ожидая какой-то реакции. Но Озаки продолжал молчать, потому что ответы уже давно ничего не меняли. Ведь он не мог объяснить этому следователю, что страшные вампиры, о которых он, наверное, читал в книгах и которых видел в фильмах, существуют на самом деле и убивают тоже вполне реально. Не мог описать то чувство, возникавшее у него каждый раз при виде новой жертвы, которую невозможно было спасти. Не мог передать страх, который охватил его в тот момент, когда с десяток вампиров рвали на части беспомощную женщину под окнами его больницы. Ему оставалось только неловко свернуться в клубок на полу, постепенно покрывающемся каплями крови: пара ударов в лицо и попадание по старой ране, оставленной предыдущим следователем, не прошли бесследно. Конечно, он пытался защититься от новых ударов, но это получалось далеко не всегда. Помогая очистить деревню от нежити, он не предполагал, что однажды будет вот так лежать на полу и вздрагивать от каждого удара.
Следователь бил от души, но быстро останавливался, понимая, что нужный эффект все еще не достигнут. Озаки чувствовал, что парнишка его ненавидит, но не собирается тратить время и усилия зря. Однажды преступник сломается, раскается, признается.… Поэтому на избиение обычно уходило не более десяти минут, после чего парень возвращался к своему заваленному бумагами столу и с невозмутимым видом продолжал задавать вопросы.
Но сегодня они немного отошли от обычного распорядка дня. Полицейский брезгливо поморщился, глядя на то, как Озаки шатаясь, поднимается с пола с закованными в наручники руками, и заявил:

– Решил поиграть в сумасшедшего? Но я могу доказать, что ты вменяем. И виновен.

Вопрос был риторическим, и Тошио не стал придумывать ответ. Даже думать сейчас было ощутимо больно. Поэтому доктор несколько рассеяно наблюдал за тем, как его собеседник подошел к маленькому телевизору и включил запись.
Он уже знал, какую именно пленку ему хотят показать. Казалось, следователи получали какое-то извращенное удовольствие от просмотра этой записи. Смерть возбуждает многих людей, заставляет их острее почувствовать вкус жизни, ощутить свою значимость… Озаки привычно усмехнулся, и тут же скривился от боли: сложно было привыкнуть улыбаться разбитыми губами. И с точки зрения этих людей, готовых просматривать кровавые кадры раз за разом, по поводу и без, чудовищем, достойным осуждения, был он.
Несколько секунд экран оставался черным, но затем на нем появилось черно-белое изображение. Ярко освещенное помещение, с огромным больничным плафоном и медицинским оборудованием. Типичная операционная в маленькой сельской больнице, ничего лишнего. Оборудование самое обычное – старенькая камера и штатив, немного перекошенный на одну сторону. На записи этого не видно, но вызванные эксперты анализировали фрагмент множество раз и ничего странного в самой съемке не обнаружили. Так снимают операции или домашнее видео. Особенно в такой глуши, как Сотоба.
Вот только на этот раз доктор заснял не операцию и не праздник: это становится очевидным с самых первых кадров. На экране - обнаженная женщина. На вид ей не больше тридцати, стройная, высокая с пышной копной светлых волос. Она очень красива. И эта картина могла бы показаться возбуждающей, если бы не обстоятельства, при которых проходила съемка: Кёко лежала на операционном столе, накрепко связанная толстыми кожаными ремнями, безуспешно пытаясь освободиться от пут. Судя по всему, она кричала, но широкий пластырь, которым ей заклеили рот, заглушал мольбы и крики.
Эта запись была без звука. Но немое черно-белое кино смотрелось еще страшнее.
Затем в кадре появлялся мужчина в белоснежном больничном халате.
И эта пленка все еще могла бы показаться странным развлечением, некоторой вариацией игры в «семейного доктора», попыткой внести разнообразие в семейную жизнь.… Пока Озаки не достал скальпель.
Затем спокойно подошел к столу и что-то сказал на камеру, после чего уверенным движением рассек правую руку своей жены от кисти до локтя. Его действия были чёткими, даже профессиональными, но он почему-то не стал останавливать кровотечение и отстранено наблюдал за тем, как из аккуратной, но довольно глубокой раны начала вытекать кровь. Глядя на рану столь сосредоточенно, как будто боялся упустить малейшие изменения. Или полагал, что в этот раз кровь будет зеленой. Жертва вздрогнула, стремясь вырваться с неожиданной для столь хрупкой женщины силой, на глазах проступили слезы, было видно, что она пытается что-то сказать, но мужчина даже не посмотрел в ее сторону, полностью поглощенный своим экспериментом. Выражение его лица не изменилось и тогда, когда капли крови испачкали его белоснежный халат. Он просто стоял и смотрел на порез, беззвучно шевеля губами, а затем сделал рану еще глубже. На этот раз скальпель с трудом вошел в плоть, и доктору пришлось приложить заметные усилия, чтобы разрезать мышечную ткань, но мужчину это не остановило. Озаки достал несколько металлических креплений, чтобы раздвинуть кожу и вновь принялся за работу. Женщина все еще дрожала, инстинктивно пытаясь избежать боли, передвинув поврежденную руку. Вот только уже не могла этого сделать. Помедлив несколько мгновений, он начал разрезать сухожилия, а затем перерезал вену, фактически лишив жену руки, и снова посмотрел в камеру. Очевидно, он собирался что-то сказать, но в этот момент запись обрывалась.
Озаки еще с секунду всматривался в черноту экрана, как будто надеясь, что на нем еще покажут, как через минуту рана на руке этой женщины затянулась, не оставив ни единого следа на безупречной белой коже. Так же заживали и любые другие порезы, вызывая у новообращенного вампира лишь сильнейшую жажду свежей крови и неуправляемую ярость - ярко - красную вспышку на дне черных глаз. Он прекрасно помнил этот взгляд, ведь Киоко продолжала смотреть на него, не отводя глаз. Он всерьез размышлял: узнает ли его шики или видит перед собой лишь вожделенный источник пищи. И до сих пор не мог с уверенностью ответить на этот вопрос.

- Ну, что? Вспомнил что-нибудь? – после паузы, спросил следователь.

Конечно, Озаки прекрасно помнил ту операционную комнату, как и запись, которую сам же сделал на старенькую видеокамеру, не зная, что записывает изображение без звука.
И абсолютно не предполагая, что записанные им доказательства существования шики могут быть истолкованы как тяга маньяка запечатлеть свое лучшее преступление. Зверское убийство собственной жены.
Правда, самого убийства на записи не было, но криминалисты нашли то, что осталось от Киоко в яме с массовыми захоронениями. И сделали выводы.
Озаки думал, что кто-то из местных все-таки показал полиции место, куда были свалены тела вампиров. Останки обгорели, но какие-то фрагменты все-таки удалось найти.
Доказательством его невиновности могла бы послужить все та же запись, но из семи часов, отснятых на пленку попыток убить вампира, к полиции попали лишь эти пять минут. В которой не было сказочной нежити, но был запечатлен фрагмент вполне реального преступления.
Пожар, произошедший в Сотобе, надежно похоронил большую часть информации о последних месяцах существования деревни и произошедших на ее территории убийствах, и полицейские готовы были ухватиться за любую ниточку и как свора спущенных с поводка ищеек шли по указанному следу. Репортеры неистовствовали в своих статьях, выдвигая самые нелепые версии случившемуся, начиная с серии взрывов природного газа и заканчивая секретными разработками военных, которые спешно уничтожили очередной свой провальный проект. Попавшая в руки полиции запись, обнаруженная каким-то абсолютно невероятным образом, стала наилучшим объяснением случившегося. А также поставила доктора в один ряд с самыми страшными убийцами в истории страны.
Но, вероятно, не стоило винить в этом полицию. Даже жители Сотобы поверили в эпидемию неизвестной болезни с большей охотой, чем в существование нежити. И сейчас сами начали сомневаться в реальности произошедшего.

- Не хочешь поведать, как убивал свою жену и снимал все это на камеру? – настаивал следователь.

Озаки столько раз пытался рассказать им о вампирах и оборотнях, восставших из могил и пьющих человеческую кровь, что со временем эти слова потеряли для него всякий смысл. Несколько месяцев назад он и сам бы себе не поверил. Несколько месяцев назад у него была жена, мать и любимая больница, а теперь не осталось ничего. Он проиграл самому себе, не сумев спасти деревню, а все данные, которые были с таким трудом собраны, сгорели во время пожара.

– Нет. Я никого не убивал, - наконец произнес Озаки.

Потому что его жена во время съемки уже была мертва. А шики заслуживали смерти независимо от того, кем были в своей человеческой жизни.
Молодой следователь выглядел взбешенным, но на этот раз сдержался, благоразумно рассудив, что у них еще будет много времени впереди для объяснений.
Как и многие другие, он был убежден, что доктор вскоре сломается и выложит следствию всю правду. Поэтому просто набрал номер на служебном телефоне и вызвал конвой.
- Твоя вина уже доказана, а значит, притворяться и лгать бесполезно. Подумай об этом и о том, что признание еще может облегчить твою участь, - доверительно посоветовал следователь.
В допросную вошли двое дежурных, грубо схватили подследственного под руки и выволокли за дверь. Тот не сопротивлялся, осознавая всю бесполезность подобных попыток. Минуя извилистые коридоры и клетки камер, из которых доносилась отборная брань в его адрес, он хотел только одного: чтобы его оставили в покое, заперев в тишине маленького изолятора. Полицейские были уверены, что сломают Озаки Тошио. Они не знали, что после пережитого в Сотобе, ломаться там просто нечему.

Только вернувшись в камеру и на негнущихся ногах опустившись на жесткую постель, Озаки позволял себе расслабиться, закрыть глаза, стараясь не замечать окружающей обстановки и ужасного запаха, заполнявшего все помещение. Хотелось просто отключиться от всего происходящего, но мысли о предъявленных нелепых обвинениях, странном обрывке видеозаписи, неизвестно каким образом попавшем в руки полиции не оставляли его. Перед глазами снова всплывали чудовищные кадры, и Озаки не мог понять, почему кто-то выбрал именно эту сцену, скрыв остальной материал. Впрочем, Тошио многое бы отдал просто за возможность забыть эту запись целиком, как и все случившееся в Сотобе.
Он никогда бы не смог причинить боль своей жене, а тем более убить. Хотя их история и была далеко не романтична, Озаки искренне любил ее, красивую эффектную блондинку, случайно встретившуюся ему однажды. Эти воспоминания казались чужими, словно пришедшими из другой жизни, как и все, что произошло с ним до этого злополучного лета.
Но все же сейчас – как и в другие дни своего заключения – Озаки Тошио не мог перестать думать о Киоко. О той череде случайностей и совпадений, которые привели к их встрече и к тому, что она была мертва, а он сидел в этой ужасной дыре.
Из Сотобы Озаки уехал, когда ему исполнилось семнадцать. По наставлению отца он поступил в медицинскую академию в Киото. Но на самом деле, Тошио было все равно, на кого учиться, ему просто хотелось вырваться из-под родительской опеки и уехать из маленькой, всеми забытой деревни. И оба его желания исполнились.
Огромный город, с миллионным населением, произвел на него неизгладимое впечатление. Просторные улицы с вымощенными резной плиткой тротуарами, бесконечные дороги, забитые разнообразными автомобилями, красивые дома и парки, клубы и рестораны... Тошио казалось, что он попал в абсолютно другой мир. Этот прекрасный мир манил и очаровывал, обещая богатство и славу, исполнение любых желаний и любой, даже самой безумной мечты. Стоило только протянуть руку и осмелиться взять все то, что тебе нужно. И Озаки с головой погрузился в эту пучину, забросив учебу на несколько месяцев.
Вечеринки сменяли друг друга и вскоре, курс увлеченно обсуждал очередные его похождения, словно забыв того простоватого сельского паренька, которым он был совсем недавно. А он тянулся ко всему новому, легко заводил друзей и знакомых, которые на самом деле для него ничего не значили и пускался в любые авантюры от алкогольных вечеринок до массовых оргий. Ему нравилась эта новая реальность и он не собирался упускать ни единой возможности повеселиться. Маленькая стипендия стала нешуточным препятствием на пути в новую беззаботную жизнь, а письма из дома сопровождались лишь гневными упреками отца, грозящего забрать его из академии. Выход нашелся быстро, и даже вернул его к учебе на некоторое время, в частности к занятиям по фармакологии. Озаки целый месяц просидел за книгами, старательно изучая самую разнообразную литературу в стенах лаборатории, удивляя сокурсников своей прилежностью и порадовав отца своим вновь проснувшимся интересом к медицине. Старик не отказал ему даже в финансировании покупки маленькой химической лаборатории, так необходимой Тошио для опытов. После чего он вернулся в ночную жизнь большого города, к друзьям, едва его не забывшим, держа в кармане решение всех проблем, аккуратно уложенное в пакетики точно по граммам. Неплохая подержанная машина, новая съемная квартира и деньги сделали его жизнь намного проще.
А затем он встретил Киоко…
Совершенно случайно, на одной из вечеринок какого-то студенческого клуба, которыми он уже давно перестал интересоваться. Его и затащил – то туда один из друзей-клиентов, посулив море дармового алкоголя и внимание толпы девчонок.
В огромном помещении было не протолкнуться среди танцующих, а от сигаретного дыма с легким привкусом примеси наркотических трав, которые Озаки невольно уловил, слезились глаза. Он не стремился привлечь к себе внимание, но с удовольствием отмечал заинтересованные женские взгляды, предназначенные ему.
Самые шумные компании собирались у барной стойки, и Тоши направился прямиком туда. На этот раз гуляли богатенькие мальчики из элитной частной академии, и ничего более скучного он еще не встречал, хотя вечеринок повидал немало. Многих парней он знал по имени, они же старались сделать вид, что встретились с ним впервые. Что же, это были маленькие нюансы его скромного бизнеса, которые Озаки ничуть не расстраивали. В конечном счете, подобные собрания богатых детишек приносили ему немало прибыли.
Но все же в собравшейся компании выделялась одна блондинка, приковывая к себе немало заинтересованных мужских взглядов. Откровенное платье и яркий макияж были скорее дополнением к ее и без того запоминающемуся образу. Ее шутки были по настоящему смешными и вызывали взрывы искреннего хохота, а истории слушали с неподдельным интересом.
Он с удивлением обнаружил, что и сам невольно смотрит на нее, и даже запомнил ее имя - Киоко.
Наблюдать за тем, как она развлекается с этими изнеженными домашними мальчиками, заставляя их драться между собой за ее внимание, было действительно весело и он не смог не присоединиться к этой игре. Тошио смеялся и пил, отпуская остроумные и временами злые шутки в адрес присутствующих, постепенно привлекая к себе всеобщее внимание.
Киоко одарила его лишь парой рассеянных взглядов за весь вечер, и вскоре покинула клуб в компании какого-то симпатичного парня.
Сам же Озаки остаток ночи провел в одной из бесчисленных комнат на втором этаже клуба, в компании подруги Киоко, щенячьим взглядом смотрящей на него весь вечер. Она не так красива и самоуверенна, но все же довольно мила. Озаки просто хотел отвлечься, и новой знакомой прекрасно удалось скрасить его одиночество.
Тошио нужно было расслабиться, забыть об эффектной блондинке и просто получить удовольствие, поэтому в ход пошли подручные средства. Поначалу девушка боялась принимать таблетки, но он с искренней улыбкой, в которой не было и тени лжи, смог уверить ее, что это сделает ночь абсолютно незабываемой. Он давно научился получать от людей то, что ему нужно, и вскоре она согласила на его предложение.

- Я все для тебя сделаю… - прошептала она, и запила таблетки пивом.

Нужный эффект достигнут минут через десять. Теперь она действительно готова ради него на все.
Но это до обидного легко и обыденно, и напоминает ему несколько десятков ночей, словно комнаты и партнерши сливаются воедино, даже качественный минет не может прогнать напавшую на него скуку. Да и секс вопреки ожиданиям получается быстрым и жестким, без особых изысков. Поэтому он нарушает собственные принципы, и тоже принимает немного таблеток. А после впервые за долгое, очень долгое время занимается любовью. Ласкает податливое тело, шепчет какие-то глупости, и чувствует себя абсолютно счастливым. И только кончая, понимает, что он получил совсем не то, что хотел. Потому что Тошио хотел другую. И видел ее, ласкал, занимался любовью именно с ней, а не с милой наивной девочкой, лежащей сейчас на измятых простынях.
Видит и понимает, что ему нужно, просто необходимо узнать, как это должно выглядеть на самом деле, без наркотиков в крови и случайных замен. Понимает, что он должен получить только Киоко.
Приняв холодный душ, он постепенно приходит в себя, быстро одевается на ходу, натягивает джинсы на мокрое тело, застегивает мятую рубашку, и уходит, так и не обернувшись.
Девушка находит его через пару дней, очевидно, спросив о Тошио своих знакомых. Она сама не знает, чего желает больше: немного таблеток или повторения случайной ночи. Озаки вполне готов предложить ей и то, и другое. Вот только за удовольствие нужно платить, и он точно знает, чего хочет.
Когда они разошлись, полностью удовлетворенные друг другом, он уже выяснил о Киоко все, что ему было нужно.
Тошио и Киоко «случайно» встретились через неделю, когда он зашел позавтракать в ее любимое кафе. Он начисто побрился и даже вспомнил о существовании расчески. На нем его лучшая рубашка в сочетании с довольно строгим костюмом, а она все так же обворожительна в очередном своем вызывающем наряде. Завязать беседу оказалось несложно, и он с интересом слушал о том, что Киоко живет в Киото всю свою жизнь и мечтает стать известным модельером. Ее отец оказался богатый бизнесменом, а мать когда-то была подающей надежды актрисой, и оба родителя любили ее безмерно, ни в чем не отказывая своему единственному ребенку. Ее приятно удивил тот факт, что Тошио учиться на доктора. Она искренне верила, что умение спасать человеческие жизни сродни настоящему дару. А он не стал ее разубеждать.
В отличие от всех богатых избалованных девчонок, Киоко вела себя так, будто ее действительно интересовала его жизнью. Он никогда не был особенно разговорчив, но рядом с ней никак не мог заставить себя замолчать. Рассказывал обо всем: о маленькой Сотобе, откуда он родом, об отце, который возлагал на него большие надежды, как на наследника семейного дела, и вспоминал бессчётное количество баек, ходивших среди студентов - медиков.
Она смотрела и улыбалась, слушала внимательно, не перебивая, и не задавая вопросов, словно уже знала о нем все, что ей было нужно.
Тот день они провели вместе, и когда вечером он подвез Киоко до дома, то уже точно знал, что он увидятся снова. Пожалуй, впервые он ждал свидания с девушкой с таким нетерпением.
Они встречались слишком часто, чтобы их стремительно развивающийся роман можно было скрыть от окружающих. Их отношения мгновенно стали поводом для многочисленных сплетен. Но они старательно делали вид, что ничего не происходит. Со временем потертую куртку и рваные джинсы Тошио сменил элегантный костюм, и он полностью завязал со своим старым бизнесом, а Киоко, к великому разочарованию многих, покинула свою старую компанию, посвятив свободное время своему молодому человеку. И хотя они почти не задумывались о будущем, он уже знал, что готов связать с ней свою дальнейшую жизнь.
Его размышления были прерваны неожиданным приходом посетителей.
Огромная металлическая дверь с грохотом заскрипела своими многочисленными замками и, наконец, открылась, впустив в изолятор яркую волну свет. От него невыносимо резало глаза, а вернувшаяся головная боль была похожа на удары кузнечного молота. Несколько секунд Озаки ничего не видел, гадая, зачем он кому-то понадобился. Неужели его снова поведут на допрос? От этой мысли стало мерзко до тошноты, но Тошио знал, что выбора у него нет. Он уже почти привык различать время дня по походам в допросную комнату: один утром, а второй уже вечером. В конце концов, должны же они когда-нибудь кончиться.
В дверном проеме показалась массивная фигура охранника. Кряхтя и гремя связкой ключей, он поставил на пол оловянную миску с едой и такой же стакан с мутной водой. Одарив Тошио презрительным взглядом, он с тем же шумом захлопнул дверь. Есть совершенно не хотелось, но пересохшее горло саднило от жажды. Пришлось приложить немало усилий, чтобы подняться, стискивая зубы от боли, поселившейся, кажется, в каждой клеточки организма, и сделать шесть шагов. Ровно столько требовалось, чтобы пройти от одной стены изолятора до двери и еще четыре шага в ширину. Все еще ослепленный недавним ярким светом, Озаки брел наощупь, про себя считая эти ненавистные шаги, пока под ногами что-то не зазвенело. Если бы он верил в бога, то помолился бы сейчас, чтобы это оказалась не кружка с водой, но это была она.
Тошио уже думал о смерти от истощения и всерьез рассчитывал количество дней, которое ему для этого понадобиться. Отшвырнув пустую кружку, он медленно вернулся к койке, упал на жесткий матрас и устало закрыл глаза, снова погружаясь в пучину воспоминаний.

- Я женюсь, - не веря собственным словам, писал Тошио в письме своему другу детства Мурои Сейшину. – Отец будет в ярости, но мне наплевать.

Это действительно было правдой, так как для главы семейства Озаки брак его единственного сына с дочкой какого-то торговца, даже если тот является крупным бизнесменом, был личным оскорблением. Он предполагал, что отношение его родителей к происходящему может вызвать серьезные проблемы, но менять свое решение не собирался. Отец уже принял слишком много решений за своего сына, чтобы теперь тот покорно подчинился чужой воле, позволив отнять у него еще и Киоко. Но все же его нужно было как-то подготовить, поэтому Тошио написал и своей матери, куда более терпимой в отношении его личной жизни.
Ответ не заставил себя долго ждать и пришел на следующий же день. Всего три строчки, написанные рукой его отца, в которых тот изъявлял желание видеть сына вместе с его «сожительницей» в доме семьи Озаки через три дня. Тошио не знал, как намекнуть своей будущей жене на то, что его семья не очень рада подобному союзу, и потому откладывал объяснения до самой поездки в Сотобу. А робкая попытка более подробно обрисовать сложившуюся ситуацию вскоре закончилась тем, что она назвала его трусом, так и не разучившимся бояться строгого папу.
В деревню они приехали на машине Тошио. С родителями его невесты, как ни странно, никаких проблем не возникло, и они спокойно приняли выбор своей любимой дочурки. Отец Киоко и подарил счастливой паре этот автомобиль в качестве небольшого презента будущему зятю, но Озаки не любил водить машину, предоставив это обрадованной девушке. Ее невозможно было испугать ни отрезанной от цивилизации деревней, в которой единственным крупным делом было производство гробов, ни коровами, мирно пасущимися, где им вздумается, ни сплетнями, которыми сопроводили их приезд местные старушки, ни даже суровым взглядом отца. Она вела себя так же легко и непринуждённо, как будто это была самая обычная увеселительная поездка. Но это им не сильно помогло.
В честь приезда единственного сына и наследника Такае Озаки приготовила праздничный семейный ужин. Но вечер все равно получился просто кошмарным. Отец согласился лишь на то, чтобы Киоко и дальше жила вместе с его сыном, «пока эта блажь не пройдет». Конечно, о браке не могло быть и речи.
Еще никогда Озаки так сильно не ненавидел собственного отца. Успокаивая рыдающую Киоко, он быстро собрал вещи и, несмотря на слезы матери и крики разъяренного отца, уехал. Он гнал машину с невероятной скоростью, вдавливая педаль газа почти в самый пол, пока не доехал до местного храма, где их и обвенчал Сейшин.
Озаки не жалел о принятом решении, хотя оно и поссорило его с отцом. С ним была женщина, которую он любит, и этого было вполне достаточно. В Сотобу они вернулись ровно через два месяца, когда умер старший Озаки. Сердечный приступ прямо в больнице, единственным доктором которой был он сам – какая злая ирония.
У Тошио снова не было права выбора, так как престарелая мать, дом и больница требовали его присутствия. С легкой городской жизнью пришлось расстаться, так же как и с квартирой в центре Киото и работой в лучшей больнице города. Переезд не вызвал восторга у привыкшей к красивой и яркой жизни Киоко, но она твёрдо решила последовать вслед за мужем.
Первое время она держалась просто отлично, будоража сельских жителей своими нарядами и умудрившись наладить нормальные отношения с его матерью. Но прошло всего несколько месяцев, и старые привычки напомнили о себе. Киоко захотелось снова пройтись по магазинам, посидеть в красивом ресторане, где любые пожелания клиента выполняются лишь по мановению его руки, встретиться с подругами и увидеть отца. Тошио не мог отказать ей в этом, прекрасно понимая, что ее ничего не держит в этой глуши с неприлично маленьким домом, строгой свекровью, и мужем, вечно занятым на работе. Поначалу она уезжала на день или два, но потом стала оставаться в городе неделями, пока отец не купил ей собственный магазин одежды. Тогда они приняли решение жить в разных домах. Озаки воспринял ее решение спокойно, с головой уйдя в работу в больнице. В конце концов, они не перестали любить друг друга и все также носили кольца, вот только их любви оказалось слишком мало, чтобы удержать их вместе.
Но сохранившаяся привязанность оказалась достаточно сильна для того, чтобы его жена приехала в Сотобу по просьбе ее матери в тот момент,когда деревню поразила загадочная эпидемия...
Когда он все таки перестал терзать себя воспоминаниями о прежней жизни, теперь казавшейся такой далекой, измученный организм окончательно сдался, и Озаки забылся тяжелым сном. Ему снилась Киоко, смотревшая на него с тревогой и предлагавшая бежать из деревни, пока не поздно. Это было совсем на нее не похоже и Озаки на мгновение задумался о том, что действительно может вернуться в Киото. Найти хорошую работу и нормальных пациентов, а не этих сварливых стариков и старушек, постоянно стремившихся доказать ему, как он ничтожен по сравнению с отцом. Он давно старательно избегал этих мыслей, но все же иногда желал уехать вслед за женой в город. Сейчас бы он сделал это не задумываясь. Но она улыбнулась, и он сразу вспомнил о том, что не может уехать из деревни с Киоко, потому что его жена умерла.
А деревню все еще можно было спасти. Стоило только понять, как уничтожить вампира.
Эта мысль не давала ему покоя, и он подчинился своему желанию.
А затем отстранено наблюдал со стороны, как вздрагивает Киоко, стараясь освободиться от сковывающих ее тело ремней. Его жена умерла, и больше не была собой. Перед ним лежал голодный и злой новообращенный вампир, желавший отведать свежей человеческой крови.
Конечно, на эксперимент он решился не сразу, хотя инструмент в его руках был послушен, а разрезы получались вполне профессионально, залить нервы алкоголем и убедить себя в том, что эта рыдающая девушка, лежащая на операционном столе, ему абсолютно безразлична, было непросто. Но его жена не смогла бы заживлять раны, переносить любые уколы, не отключаясь даже после десятикратной дозы снотворного.
Если бы он ввел в организм человека пять миллиграмм пестицидов, обожженные химикатами клетки начали бы стремительно гибнуть, вызывая омертвение целых участков кожи, но на вампира яд не действовали никак.
И Тошио успокоился. Он бы никогда себе не признался, но через несколько часов он даже начал получать от происходящего какое-то извращенное удовольствие. Смотреть, как вампир сращивает кости, восстанавливает оторванные конечности и без видимых усилий заживляет любые повреждения, было даже интересно. Лежащие перед ним тело вампира с лицом Киоко казалось каким-то извращенным воплощением человеческой мечты о самовосстановлении организма, способном привести к возникновению вечной жизни.
Такой регенерации просто не существовало в природе, но сейчас он мог наблюдать подобное чудо. Должно быть, эти знания можно было бы использовать в новейшей медицине, но у него не было времени на то, чтобы понять, что именно вызывает такой эффект. Пока он знал только, что для получения этих способностей нужно было умереть и начать охоту на других людей. Цена все же была высока.
Как ни странно, вампиры все равно продолжали чувствовать боль. Поэтому ему пришлось заклеить Киоко рот перед тем, как начать свое исследование.
Но плач и крики все равно были слышены и раздражали его неимоверно, мешая сосредоточиться. Отрезанный язык вампира отрастал довольно быстро, весь процесс занимал не больше минуты. А вот осторожно вырванные клыки восстанавливались дольше.

Подумав, он принес в операционную старую статую Будды и случайно оказавшийся поблизости сборник молитв, но даже они не смогли уничтожить это чудовище, вызывая у нее только приступы паники. Лишь приклеенные к телу обереги наносили незначительные ожоги.
Через шесть часов бессмысленных пыток, так и не приведших к желаемому результату, оставалось только перекрыть доступ крови: отрубить голову или уничтожить участок, где сосредоточена аорта и полые вены. И старые легенды оказались правы. Загнанного в сердце кола или отрезанной головы для уничтожения вампира оказалось вполне достаточно.
Это знание могло помочь людям выжить, и во сне доктор был по-настоящему счастлив, осознавая всю значимость своего открытия. И это счастье не могли омрачить даже разводы бурой крови, покрывающие его халат, руки, стол и стены вокруг.
А затем он открывал глаза, не сразу понимая, что находится в камере, с ужасом осознавая, что его ожидает новый день и новый допрос..
В конечном счете, он не смог спасти ни Сотобу, ни себя. Случайный сон освежил его память, напомнив о человеке, ставшем свидетелем его эксперимента. Но мысль была глупой и нерациональной. Даже если его друг выжил, вампир никогда бы не смог найти запись и передать ее полиции. Стоило подумать о более полезных вещах: о стакане нормальной воды или о том, что признательные показания смогут облегчить его мучения.

***
Мурои Сейшин тоже не спал этим ранним утром, наблюдая за уснувшей Сунако, только что вернувшейся с очередной охоты. Она очень сильно изменилась после пережитого в Сотобе, и он старался не оставлять ее одну. Хорошо, что оборотни могли не спать днем, а еще есть человеческую пищу. Он был просто начинающим писателем, имеющим на попечении дальнюю родственницу с крайне редкой генетической болезнью, не позволявшей находиться на солнце. Это обстоятельство серьезно упростило им жизнь и позволило избежать множества ненужных вопросов.
А неоценимая помощь полиции, наконец-то получившей доказательства чудовищных преступлений доктора Озаки, помогла ему приобрести статус законопослушного и крайне благонадежного гражданина.
Он хотел, чтобы Тошио сполна заплатил за то, что сделал. Еще не зная, что его желание исполнилось.

@темы: ФБ - 2012, Shiki, fanfiction